Тут дверь в противоположном конце гостиной отворилась и в комнату вошел Златовский — легок на помине. Точно такой, каким я его запомнила в особняке «Школы детей ночи», только вроде бы осунулся сильнее.

— Если бы я хотел убить своего сына, — проговорил он, глядя на нас с ненавистью, — я бы уже это сделал. Но мне кажется, что гораздо лучше забрать с собой и тех, кто пришел его спасать.

С этими словами он поднял руку, в которой было что-то зажато. Из кулака тянулись два провода, уходя в соседнюю комнату.

— Детонатор взрывного устройства, — проговорил Златовский. — Стоит мне нажать кнопку, как весь дом взлетит на воздух.

Глава 9

Постой, пароход — 9 (фин)

Не знаю, как остальные, но лично я настолько этого не ожидала, что даже сначала не поверила. Какое еще детонирующее устройство? Какая еще взрывчатка? Это же Златовский! Максимум, чего я от него ждала — очередного осьминога или, может быть, армии генмодов под контрольными булавками, которых он мог бы выпустить из клеток в решающий момент… но не этого!

Кажется, мои спутники тоже оказались застигнуты врасплох таким поворотом событий. Савин снова грязно выругался — тут были и «черт», и «шайтан», и все в сочетании с более безобидными, но и более вульгарными оборотами.

— Изобретательно, — холодно проговорил Златовский в ответ на эту реплику, — но не по существу.

— Можно и по существу, — произнес вдруг голос Орехова. Выходит, он тоже уже к нам присоединился; значит, вся партия в сборе. — Чего вы хотите?

Хотя мой друг-миллионщик еще тяжело дышал, запыхавшись после драки и бега, говорил он тоном человека, у которого есть все необходимые полномочия не только проводить со Златовским переговоры, но и диктовать свои условия. И вообще Златовский словно бы только отнимал у него время пустячными капризами.

Вот же талант у человека. Похлеще, чем у Марины.

Интересно, почему я могу им искренне восхищаться, а любить не могу? В книгах написано, что любовь и восхищение всегда ходят рука об руку, особенно у молодых впечатлительных особ обоего пола. Может, я уже не настолько молодая и впечатлительная, как думаю о себе?

На Златовского, однако, тщательно выверенные интонации никакого эффекта не оказали. Он ответил:

— Во-первых, желаю, чтобы вы покинули дом и удалились от него как минимум на край лужайки. Потом я выйду из дома с этим взрывным устройством и моим сыном, сяду в аэромобиль и улечу. Вы не должны мне препятствовать.

— Тут и аэромобиль есть? — поразилась Анисимова.

— В сарае, — Златовский скосил на нее взгляд. — Скажу без лишнего хвастовства, до последнего времени меня очень хорошо финансировали.

— Как бы вас хорошо ни финансировали, купить аэромобиль в обход Гильдии все еще непросто… — пробормотал Орехов, словно рассуждая сам с собой. Потом сказал уже громче: — Это очень странные требования. Мы должны поверить, что вы держите в заложниках собственного сына? Как бы не так. Если хотите заложника, отпустите Серебрякова, возьмите одного из нас.

— Хорошая попытка, — лицо Златовского неприятно исказилось. — Но мимо. Если вы с Витькой приятели, то в курсе, что я его ни в грош не ставлю. Он трус. Только выть и языком молоть способен. А возьму одного из вас — и что? Следи потом, как бы мне горло не перегрызли, — он неприязненно покосился на меня. — Особенно с этой вот бешеной. Три раза уже от меня уходила! Нет уж. Больше с ней связываться не буду.

Скажите пожалуйста, какое уважение! Гордиться впору.

Но вместо того, чтобы гордиться, я спросила:

— Если вы и впрямь ни в грош не ставите Виктора, то зачем было похищать его с парохода?

Мне и правда было интересно. Казалось бы, такая ситуация, погибнуть можно в любой момент — любопытство должно отключиться. Но то ли я слишком часто попадала последнее время в ситуации, когда могу погибнуть, то ли мне не верилось до конца в реальность угрозы.

Но самое главное: я краем глаза видела, что шеф медленно-медленно, точно кот за мышью — ха! — пробирается вдоль стены в сторону Златовского. Непонятно, что он задумал, но понятно было, что отвлечь от него внимание нужно любой ценой.

— Да не собирался я его похищать! — Златовский повысил голос, словно бы от сильнейшего раздражения. — Близко не было! Я и не знал, что он на этом вашем пароходе, а то бы Маньку кормиться не выпустил!

Маньку?

— Это все она! Услышала его, учуяла — ну и решила мне подарок сделать. В меру своих мозгов, конечно. Видите ли, переживала, что я ей с братьями-сестрами видеться не даю! — он махнул свободной рукой в сторону аквариумов. — Подумала, что мне с родной кровью встретиться приятно будет! А в результате только разоблачила! Еще бы неделя, и я бы успел продать… — он осекся. — Но это неважно. Главное, вы видите, я не заинтересован в сохранении Витькиной жизни. Наоборот, скорее. Очень на него зол сейчас.

Мне аж стало плохо. Так эта осьминожиха в самом деле была разумной! Может быть даже, почти — или совсем? — по-человечески разумной! Новый вид генмодов?.. Или просто животное с интеллектом на уровне человеческого недоумка — то, что изначально пытались вывести, когда выводили генмодов, но потерпели неудачу?.. Как бы то ни было, Златовский не держал ее под контролем булавки. Или держал не так плотно, как того же Коленьку, раз у нее появились какие-то идеи и побуждения, что-то похожее на личность…

А мы ее убили. Словно обычного бешеного зверя. Потому что она до последнего защищала своего создателя, который был так к ней жесток… Создателя, у которого для нее доброго слова не нашлось!

И я могла бы вот так же. Если бы одиннадцать лет назад шеф не спас меня из лаборатории…

Кстати, о шефе. Видеть его я перестала: должно быть, укрылся за мебелью. Что, интересно, он все же пытается сделать? Выбраться и припустить за подмогой? Так не успеет, и не за кем бежать. Прыгнуть на Златовского и выцарапать ему глаза? Шеф, конечно, крупный и толстый кот, однако все же кот, не более того. Что он может против взрывного устройства?

С другой стороны, если кот не стесняется использовать когти и зубы, он становится силой, с которой приходится считаться! Но все равно, Златовский, скорее всего, успеет нажать кнопку на детонаторе, неужели Василий Васильевич этого не понимает?

— Прежде чем говорить о выполнении каких-либо условий, нам нужно увидеть Серебрякова, — произнес Орехов. — Откуда нам знать, что он действительно жив?

— Проще простого, — неприятно улыбнулся Златовский. — Заодно и поймете, насколько я серьезен… Витька! Покажись гостям!

Последнее он крикнул, обернувшись через плечо в дверной проем за своей спиной.

Раздались мелкие шаркающие шаги, и через несколько мгновений на пороге гостиной показался Серебряков.

Не знаю, как остальным, а мне тут же стало ясно, что Златовский не врал: ни в том, что сына не любит, ни в том, что Виктор Серебряков — редкостный трус и никакой опасности для отца представлять не может по определению. Несмотря на то, что бедняга был связан по рукам и ногам (оттого и передвигаться мог только семеня), он трясся, как осиновый лист. Хотя с момента его исчезновения из салона прошло от силы часа четыре, он успел здорово осунуться и казался даже не бледным, а серым. Уверена, если бы не кляп во рту, то и зубами бы стучал.

Волосы у него уже высохли, а вот с края пиджака до сих пор капала вода, ботинки хлюпали — все это делало его еще более жалким.

Но самое главное: к груди у него была прикручена какая-то сложная конструкция, из которой торчали проволочки и провода… Два длинных провода, о которых Серебряков изо всех сил старался не запнуться, вели к детонатору Златовского.

Он навесил бомбу на собственного сына!

Бедная осьминожка. Мне стало ее еще жальче. Почему-то жальче даже, чем Рогачева, которого она съела, что теперь уже не вызывало сомнения: если бы профессор оказался пленником в этом доме или лаборатории, Сарыкбаев бы непременно его унюхал, а Златовский — упомянул бы как еще одного заложника.