Взгляд отвела Орехова.

— Пожалуй, мне стоит так и поступить, — хмуро сказала она. — Свадьба ваша, вам и разбираться… Но будь я проклята, если останусь не в курсе происходящего в собственном доме! Так что, Мурчалов — вас ведь зовут Мурчалов, не так ли? — потрудитесь уложиться в предложенные рамки!

И шеф, вот ведь удивительно, послушался! Даже не стал, как обычно, задавать театральные вопросы и играть на публику — действительно изложил суть дела минуты за три!

— Все ясно, — подвел итог Никифор. — Сейчас вы собираетесь отправить людей во все три ювелирные мастерские? Чтобы пригласить сюда их работников, которые смогут пролить свет на подробности заказов?

— Именно, — кивнул Мурчалов. — Дело крайне деликатное, и я считаю, что все разговоры лучше вести здесь, желательно, в присутствии ваших поверенных. Вы можете их вызвать?

— Да, наш основной нотариус с помощницей приглашен на свадьбу. Я сейчас договорюсь…

— Глупости! — проговорила Татьяна Афанасьевна. — Теперь я вижу, эта история в самом деле не делает Ореховым чести. Если даже случайно узнают, что нашим именем воспользовались… нет, обычных слуг туда отправлять нельзя! Я, пожалуй, рискну довериться только Фергюсу и еще, быть может, Ольге — но они оба нужны тут!

Фергюсом звали ворона Маккормана, а кто такая Ольга, я и понятия не имела. Может быть, дворецкая?

Но тут вступил шеф:

— Для этой цели я вполне могу отправить свою помощницу Анну, — он указал лапкой на меня. — Ей доверять можно.

Татьяна Афанасьевна вновь взглянула на меня, но уже оценивающе.

— Ха, — сказала она. — Молодая художница? Никифор мне про вас говорил. Пожалуй, она и в самом деле годится. А еще? Кроме мастерской уважаемого господина Филатова, — она кивнула оробевшему в таком обществе Аксенушкину, — ювелиров еще двое.

— Я могу съездить, — вдруг вызвался Эльдар. — Раз я все равно оказался здесь. Я знаю, как вызвать свидетеля на допрос, не сказав ничего лишнего.

— А кто вы… — Татьяна Афанасьевна нахмурилась. — Ах да, друг Марины Бикташевны по математическому кружку, работает в полиции, протеже начальника отделения особых расследований Пастухова… Никифор? — она обратилась к сыну. — Ты ему доверяешь?

— Мне не хотелось бы затруднять Эльдара Архиповича, — Орехов слегка поклонился Волкову. — Но если вы в самом деле готовы оказать нам такую услугу, мы будем очень благодарны.

— Очень! — подтвердила Марина, взяв мужа за руку. В ее голосе звучала не просто вежливая, но самая настоящая благодарность. — Только… я так хотела, чтобы вы оба хорошо провели время на свадьбе!

Она с сожаление посмотрела на нас с Волковым.

Мы переглянулись.

— Это веселее, чем сидеть у стены, пока все танцуют, — пожал плечами Волков.

— И интереснее, чем выступление Сильвестра Сильвера! — согласилась я.

Татьяна Афанасьевна хмыкнула.

— Но, Аня, ты, наверное, пропустишь аукцион! — судя по интонации, Марина только что это осознала. — Может быть…

— Нет-нет, — перебила я ее. — Даже хорошо, что пропущу, а то нервничала бы все время.

Так все и было решено: свадьба лучшей подруги официально превратилась для меня в самое настоящее расследование. Хорошо хоть, не какое-нибудь скучное — когда речь идет о драгоценных камнях, это всегда интересно!

Наши с Эльдаром пункты назначения находились не слишком далеко друг от друга — один в Дельте, другой в Аметистовом конце, но не под куполом, а рядом с ним. Учитывая, что скорость играла первостепенную важность, а суммы на проезд шеф с санкции Орехова разрешил тратить любые, я сходу предложила Волкову взять аэромобиль.

Тот тряхнул головой.

— Ты бери, если хочешь. Я не могу.

— Почему? — удивилась я.

Неужели стесняется тратить чужие деньги?

— Энноний, — пояснил оборотень. — Поле в аэромобиле слишком сильное, оно на меня воздействует.

— Перекидываешься? — я удивилась, но додумалась понизить голос на этом вопросе.

Волков пожал плечами.

— Под полнолуние могу и перекинуться… Сейчас луна новая, скорее всего, обойдется. Но неуютно.

Надо же! Никогда бы не подумала, что оборотню не стать пилотом аэромобиля… Это выходит, что Эльдару и билет на дирижабль не взять — там ведь тоже в электромоторах используются кристаллы эннония?

А странно, кстати, что на генмодов это поле не действует так же, как на оборотней. Гены-то, по идее, должны быть одни и те же.

Но было не до вопросов генетики: следовало поторапливаться.

— Тогда я возьму аэромобиль и полечу в Дельту, — решила я, — а ты езжай в Аметистовый конец на извозчике. Все-таки ближе.

— Разумно, — одобрил Эльдар. — Принимается.

Конечно, разумно, но мне почему-то стало обидно, что мы не отправимся вместе. С чего бы это.

Аэромобиль можно было вызвать прямо к воротам парка, окружавшего Ореховский особняк — для этого нужно было только потянуть вниз ручку семафора, чтобы к небу взвился красный вымпел. Извозчики парковались там же — сейчас, по случаю свадьбы, их скопилось порядочно, пять или шесть. Видимо, ждали, когда гости начнут разъезжаться, или когда слуги повалят с поручениями, или, может быть, репортеры светской хроники станут возвращаться к издательствам — да мало ли! Эльдар мог легко вскочить в любой экипаж, назвать адрес — и его бы умчали тут же.

Однако он почему-то пошел следом за мною к семафору, как будто опасался, что я его не найду.

Почему-то я тоже медлила, уже взявшись за ручку. Уж не знаю, почему.

— А может быть, поедем вдвоем? — вдруг предложил Эльдар. — Аэромобиль даст минут двадцать выигрыша, не больше.

Прикинув, я решила, что Эльдар лукавит — минут тридцать, пожалуй. Но… это если аэромобиль прилетит тут же. А можно и прождать с четверть часа. Тогда как извозчики вот они, сидят…

К тому же мне показалось приятным, что Эльдар, фактически, попросил составить ему компанию.

— Хорошо, давай, — сказала я. — Только помнишь, что при извозчике ничего важного говорить нельзя?

Эльдар хмыкнул.

— Хорошо, будем говорить о живописи.

Я думала, он пошутил! Но мы действительно все то время, что ехали от Опалового конца в Аметистовый, говорили о живописи! Оказывается, до начала церемонии и во время ее Эльдар болтался в том самом коридоре, рассматривал картины, в том числе мои. И сейчас его живо интересовало, что за аукцион вздумали провести Ореховы, знаю ли я других художников, которые там представлены, по какому принципу я отобрала картины на продажу…

— Вот не знала, что ты этим увлекаешься, — сказала я минут через пятнадцать подробных расспросов, слегка ошарашенная.

Эльдар пожал плечами.

— Не то чтобы увлекаюсь… Помнишь, говорил, что на гимназических курсах были бесполезные предметы? Там была история культуры. Можно было выбрать направление. Я взял живопись, хотя мне говорили, что по ней вопросы сложнее. Но проще запомнить сотню-две великих картин, чем прочесть десятка два романов. Меньше времени. Пока запоминал, нахватался то тут, то там.

Ну да, конечно! Я помнила варианты всеобщих экзаменов. Обычно все выбирали литературу, а не живопись, потому что все эти книги все равно нужно было читать в курсе словесности за все время гимназического обучения, а вот уроки художественной культуры были не во всех заведениях — да и лень таскаться в библиотеку за репродукциями. Но Эльдар в гимназии не учился, а в библиотеках, небось, и так сидел все свободное время.

Подумав еще немного, Волков добавил:

— Я не ценитель, конечно. И вряд ли когда буду. Но даже мне видно, что ты рисуешь очень хорошо. Гораздо лучше остальных, кто там висел.

Это слегка меня ошарашило. Почему лучше? Ни по технике, ни по композиции я никого там не превосходила, это не вызывало ни малейших сомнений. Я ведь почти что самоучка. Нет, конечно, в пансионе для благоразумных девиц у нас было рисование, и тогда я многие учебники по академическому рисунку и живописи штудировала сама — мне было интересно. Но позднее, в Школе сыщиков имени Энгелиуса, времени на практику совсем не осталось — да даже и на само рисование! А когда я начала работать на шефа, то и вовсе почти забросила краски, совершенствуя только технику быстрых набросков…